 |
 |
 |
А. Дворкин В современном мире все шире распространяются всевозможные формы нетрадиционной религиозности, включая тоталитарные секты и деструктивные культы. Естественно, что появляется и все большее количество специалистов, профессионально изучающих это явление, а между ними возникают все более напряженные дискуссии о том, как следует изучать новоявленные секты, для чего их следует изучать, как к ним нужно относиться и даже о том, как их можно (или нельзя) называть. У человека, напрямую не участвующего в этих спорах и наблюдающего их со стороны, может сложиться впечатление, что противоборство идет между двумя группировками: одна из них, в той или иной степени, занимает просектантскую позицию (противоположная сторона называет ее культовым лобби), а другая - антисектантскую (противоположная сторона называет ее "антикультовым движением" (АКД), а ее приверженцев - уродливым словом "антикультисты"). Безусловно, в такой оценке есть определенная доля истины, хотя, как и положено, ситуация и расстановка сил намного более сложная. Однако с полной определенностью можно сказать, что жупел "антикультового движения" был изобретен самими сектами и той группой, которая занимается их интеллектуальной поддержкой. АКД существует только в воображении самих сектантов и их пропагандистов. Заметим, что для последних создание образа противостоящих друг другу "новых религиозных движений" и "антикультового движения" чрезвычайно выгодно. Таким образом, посередине оказываются не вовлеченные в это противостояние "нейтральные" и "независимые" эксперты. На самом деле, люди и группы, противостоящие распространению сект в обществе, далеки от единого скоординированного образа действий и занимают весьма разные позиции. Можно даже сказать, что существует почти столько же мнений по данной проблеме, сколько есть известных специалистов или групп, ею занимающихся. Скажем, в большинстве стран мира действуют родительские комитеты, объединяющие родственников и жертв сектантства. Но даже их позиции в разных странах, а то и в одной стране отличаются друг от друга. Например, родительский комитет в Испании занимает резко секулярную, даже отчасти враждебную к организованным церквам позицию; французский родительский комитет также секулярная организация, но настроен по отношению к церквам гораздо более конструктивно; немецкие комитеты тесно сотрудничают с традиционными немецкими конфессиями (римо-католичеством и лютеранством), а греческий родительский комитет имеет православного духовника и считает себя частью Элладской Православной Церкви. Сильно разделяются мнения среди психиатров, адвокатов и журналистов. Общая точка зрения о том, что социологи религии выступают "за секты", а богословы - против, тоже не совсем верна: хотя многие социологи религии, занимающиеся этой проблематикой, действительно в той или иной степени поддерживают секты (об этом ниже), есть и целый ряд социологов религии, считающих тоталитарное сектантство серьезной угрозой и опасностью для личности и общества. С другой стороны, существует множество либеральных и не очень либеральных теологов, утверждающих необходимость диалога с сектами и то, что всюду и во всем должны преобладать "любовь" и "терпимость". В нашей стране секты открыто действуют уже более десяти лет, и, соответственно, появившиеся у нас специалисты уже несколько лет как активно участвуют в этих международных дебатах. Безусловно, есть у нас своя специфика. Возникшие спонтанно родительские комитеты чрезвычайно неорганизованны и никак не могут выйти из состояния становления. По отношению к Православной Церкви они скорее нейтральны, хотя отдельные их члены активно сотрудничают с церковными специалистами, занимающимися сектантской проблематикой. Роль социологов религии у нас играют бывшие профессиональные воинствующие атеисты. После падения коммунизма они лишились своей непыльной и высокооплачиваемой работы. Помыкавшись туда-сюда в поисках заработка, многие из них поняли, что сегодня лучше всех им могут заплатить секты, и предложили им свои услуги. Сейчас они называют себя "экспертами-религиоведами". Правда, за последние несколько лет стали появляться и новоиспеченные социологи религии, активно пропагандирующие свою "прогрессивную" методологию. Представители специфической для нашей страны профессии "диссидент-правозащитник", оставшиеся в наследство от тяжелого советского прошлого, почти единодушно решили, что теперь им следует защищать права "маленьких" сект, страдающих от "большой" и "агрессивной" Православной Церкви. Журналистов, профессионально занимающихся этой проблематикой, в России пока еще очень мало. Есть небольшая, но очень шумная группа "профессиональных разоблачителей" и "борцов с мракобесием", примыкающая к правозащитно-диссидентским кругам, и столь же небольшая группа журналистов, в тот или иной момент пытавшихся объективно разобраться в сложившейся ситуации и честно отразить ее в своем издании или программе. Большая же часть пишущей и вещающей братии готова с надрывом в голосе защищать любую проплаченную точку зрения. Юристов, профессионально занимающихся сектами в России, пока тоже нет - за единственным исключением в лице печально известного адвоката - связанной с сайентологией Галины Крыловой. Большая часть психиатров также ничего не знает об этой проблеме, помимо нескольких профессоров, начавших изучать феномен контролирования сознания, практикуемый в различных тоталитарных сектах, и нескольких кандидатов наук, объединившихся в Независимую психиатрическую ассоциацию, тесно связанную с теми же самыми "диссидентами-правозащитниками". Ожесточенные споры идут и между богословами или людьми, называющими себя таковыми. И именно в этих условиях должно найти себя и самоопределиться только еще делающее свои первые шаги современное православное сектоведение. Этим спорам и будет посвящено наше сообщение, в котором мы постараемся обрисовать несколько самых распространенных сегодня в России конфликтующих мнений и сделать хотя бы предварительные выводы. Учителем и главным авторитетом для относительно большой группы людей, претендующих на богословское осмысление проблемы, является проф. Лондонской высшей экономической школы Айлин Баркер1. Например, называющий себя православным М. Штерин (ученик Айлин Баркер) заявил, что в России до сих пор "была опубликована только одна научная книга (А. Баркер. "Новые религиозные движения. Практическое введение", Санкт-Петербург, 1997 г.)" по данной проблематике2. Столь же высоко оценивает Айлин Баркер и преподаватель Высшей православной Свято-Филаретовской школы Б. Фаликов: "Эйлин Баркер является крупнейшим специалистом по изучению новых религий как у себя в Британии, так и во всем мире"3. А прот. Владимир Федоров - преподаватель Санкт-Петербургской Духовной Академии, издавший книгу Баркер и написавший к ней предисловие, не только считает ее ведущим ученым специалистом в этой области, но и пишет: "Книга профессора Баркер настраивает нас на этот христианский подход, хотя написана она светским специалистом"4. Итак, стоит рассмотреть, что это за христианский подход, предлагаемый светским специалистом. Айлин Баркер утверждает, что только социология религии является научным методом (!) изучения "новых религиозных движений" (НРД) и что только она способна обеспечить понимание этих самых движений, максимально приближенное к объективному, беспристрастному и верному (!). Чтобы доказать эту очевидно не бесспорную точку зрения, проф. Баркер любит прибегать к помощи графиков и чертежей, изображая в виде облака "первичную конструкцию" - то есть некую субъективно-объективную реальность, продуцированную членами НРД и являющуюся смыслом их существования; а также целый ряд других облакообразных тел - "вторичных конструкций", создаваемых теми, кто пытается понять конструкцию первичную. И лишь облако "вторичной конструкции", создаваемое "правильными" социологами религии, почти полностью накладывается на облако "первичной конструкции". Такое максимально близкое приближение к пониманию этой самой "первичной конструкции", считает г-жа Баркер, достигается за счет особого метода, называемого ею "методологический агностицизм". Оставляя без комментариев весьма произвольное употребление профессором экономической школы философских терминов, поясним, что она сама имеет в виду под этим. "Настраивающая нас на христианский подход" г-жа Баркер заявляет, что для объективного понимания проблемы необходимо исключать ВСЕ богословские и нравственные суждения. Такой подход она называет "без-ценностным социальным научным исследованием". Любая нравственная оценка или любое богословское сравнение одной системы с другой, утверждает она, лишает исследователя объективности. По ее словам, стоящее на позициях христианской теологии и этики "антикультовое движение" является не более чем зеркальным отражением самих НРД6, в то время, как социология религии "без всяких вопросов более научна, чем ее соперники. Логика ее подхода к проблеме несравненно выше для создания сбалансированной и точной картины НРД, чем логика всех ее соперников"7. Но тем не менее, Баркер признает, что для создания полной и сбалансированной картины необходимо исключить целый ряд деталей, не представляющих интерес для исследователя. Что же Баркер предлагает исключать? Это то, что она называет "страшилками"8 - то есть сведения о преступлениях, совершаемых сектами и их членами и, по существу, любая негативная информация о сектах. Кроме того, нельзя использовать в качестве источника информации о сектах покинувших их бывших членов, ибо предоставляемая ими информация - заведомо необъективна. Спрашивать "отступника" об оставленной им организации - это все равно, что спрашивать одного из разведенных супругов об институте брака, утверждает Баркер. Но при этом совершается ловкая подмена: только разведенный супруг может предоставить необходимую информацию о том, почему распался его брак. А то, что трагедия произошла и он распался - это объективная реальность. А мнение бывших супругов об институте брака никакой специалист не будет считать авторитетным. Точно также, как и бывших членов сект не спрашивают о том, что они думают о религии вообще - но лишь о пережитом ими опыте. Баркер не жалеет высоких слов для себя и своих коллег, придерживающихся сходных воззрений. Несмотря на свой "методологический агностицизм", она уверена, что "лишь мы находимся на той позиции, с которой возможно познать истину"9, и в том, что там, на заоблачных вершинах, осознавшие свое особое призвание социологи религии в гордом одиночестве должны нести свое высокое служение в соответствии с осознаваемыми ими "мета-ценностями"10. Правда, несколько раз повторившая эту напыщенную тираду на конференции проф. Баркер так и не смогла объяснить задавшему ей вопрос проф. Огорду, что значат эти самые "мета-ценности" и чем они отличаются от обычных человеческих ценностей и нравственных норм. Невольно вспоминается известная шутка, приравнивавшая соотношение между демократией и демократизацией к соотношению между каналом и канализацией. Увлекшись высоким полетом духа, г-жа Баркер, согласно своей же собственной схеме, исключила, как не столь важные, сведения о том, что она и ее "объективные" единомышленники получают субсидии от изучаемых ими сект, а столь рекламируемые ими "полевые исследования" (они же "включенные наблюдения" - т. е. изучение НРД в ходе их жизни) являются не более чем посещением выстроенных сектами потемкинских деревень. Но, как гласит грубоватая поговорка, "кто девушку обедает, тот ее и танцует", и поэтому невольно задаешься вопросом, насколько объективными могут быть хвалебные экспертизы о той или иной секте, этой же сектой заказанные и проплаченные. Классический в своей sancta simplicia ответ был дан отставным оксфордским профессором Брайаном Уилсоном, пояснившим, что он взял деньги у сайентологии для написания экспертизы о ней для того, чтобы никому не показалось, что он находится с сектой в дружеских отношениях - потому что у друзей денег не берут11. По всей видимости, уважаемый профессор был глубоко погружен в свои мысли и не заметил, что его аргумент буквально повторяет анекдотическую защиту своего образа жизни представительницами самой древней профессии: бесплатно это - разврат, а за деньги - работа12. Говоря на более серьезной ноте, можно отметить, что целый ряд сект создал специальные "дома для прессы"13, то есть общины с индивидуально подобранными членами, используемые для приема журналистов и исследователей, которые живут там несколько дней в санаторных условиях, наблюдая сытую и счастливую жизнь умных и благородных членов НРД, а затем, возвратившись домой, пишут свое исследование, в котором гневно опровергаются лживые домыслы злобных и фанатичных, и в то же время сребролюбивых, антикультистов. Вспомним западные делегации, посещавшие специально созданные для них показательные островки сталинского Гулага и затем с гневом клеймившие измышления "антисоветских ретроградов", отрицающих замечательные достижения СССР. А секты, в свою очередь, снимают видеофильмы о счастливом проживании "специалистов с мировым именем" среди них, с благожелательными (обычно послеобеденными) отзывами этих же людей о замечательном времени, которое они провели, общаясь с верующими, и, естественно, используют их в пропагандистских целях. Айлин Баркер, кстати, засветилась в нескольких таких рекламных роликах. Отметим, что позиция Баркер и ее последователей явственно грешит двойным стандартом. Скажем, громовещательные заявления о своей "научности" и "ненаучности" своих соперников, помимо эмоционального напора, ничем не подкрепляются и ничем не доказываются, кроме примитивных рисунков на доске. Однако сами термины "научность" и "ненаучность" весьма эмоционально окрашены и для целого ряда людей являются мощным социальным оружием. Кто станет серьезно относиться к "ненаучным построениям" "необъективных и пристрастных" людей? Или, например, слово "секты" или "тоталитарные секты" употреблять нельзя, а "антикультовое движение" - можно. Откуда берется "антикультовость", если не существует "культов" - вот вопрос? Также допустимо называть бывших членов сект "отступниками" (apostates). О явной эмоциональной окрашенности этого термина никто предпочитает не вспоминать. И уж совсем показательно утверждение Баркер, что важным инструментом ее исследования является отметание части информации, которую она считает "несущественной" и "нехарактерной". Например, только что упомянутые показания бывших членов сект. Но право такого отбора информации она оставляет только за собой. Если то же самое делают люди, называемые ею "наши соперники", она приводит это в качестве примера их вопиющей необъективности. Итак, какие же источники информации остаются? Остается рекламная литература секты, "включенные наблюдения" исследователей и сведения, сообщенные им руководством секты. Какой будет картина, написанная "независимыми исследователями", использовавшими только предоставленные им в сектах краски, какой будет, говоря их языком, созданная ими "вторичная конструкция", - думаю, очевидно. Отсюда естественно возникает вопрос: почему Айлин Баркер и ее коллегам столь необходимо постоянно и с завидной настойчивостью повсюду заявлять о своей "объективности"? Может быть, чтобы прикрыть приведенные выше факты, свидетельствующие об очевидной ангажированности британской дамы? Совершенно очевидно, что на самом деле в любых подобного рода исследованиях объективность недостижима. Да и никакой честный ученый не будет утверждать объективность своего подхода. Каждый исследователь стоит на определенных мировоззренческих позициях, с которых он и рассматривает изучаемый предмет. Даже человек, никак не высказывающий своего мнения и лишь описывающий изучаемую группу, все равно не может не заниматься отбором информации, выделяя признаки, феномены и события, которые он считает знаковыми: из них и складывается рисуемая им картина. Но в таком случае, его субъективность проявляется именно в выборке событий: другой иcследователь может отбирать главное или типичное совсем по другим критериям. Честный исследователь скорее заранее предупредит о своей мировоззренческой позиции, чтобы читающий его смог бы сделать "поправку на ветер". В равной степени является нонсенсом "методологический агностицизм" и "без-ценностный подход". В мировоззренческой позиции каждого из нас неизбежно содержатся те или иные нравственные критерии, являющиеся мерилом, по отношению к которому мы выстраиваем описываемые события. В противном случае мы вообще ничего не смогли бы описать. Наличие этого нравственного критерия подтверждается и тем, что Баркер и ей подобные при всем своем "методологическом агностицизме" постоянно взывают к высшим ценностям (пусть даже секулярным) и требуют признания своей объективности. В этом смысле православный исследователь находится в наилучшем положении, ибо его мерилом являются высшая богооткровенная Истина, являемая ему в Церкви. Какова же позиция последователей Айлин Баркер в России? Какими ценностями руководствуются они? Что неприемлемо для них? Какой подход к изучению сект (простите, НРД, или, еще точнее и еще нейтральнее, "религиозных меньшинств") они считают порочным? Как мы видели, в формулировке Айлин Баркер это убежденность человека в приоритете каких-либо ценностей и, само собой разумеется, богословский подход. Никакие сравнения неприемлемы, любые оценочные эпитеты, такие, например, как "тоталитарная секта" или "деструктивный культ", вызывают у Баркер и ее последователей резкое отторжение. Об этом же, по существу, говорит и прот. Владимир Федоров: "Что касается понятия "тоталитарные секты", то оно, конечно, и не научное, и не богословское"14; "К сожалению, сегодня для многих энтузиастов антисектантского движения характерен ненаучный подход (неточности и передержки, неправомерные обобщения, дезинформирующие читателя и пр.), "ревность не по разуму", явная симпатия к силовым методам, акцент в полемике на сборе компрометирующих материалов и т. д."15; "Все, кто под предлогом миссионерских задач, ради православного свидетельства разжигают межхристианскую рознь и вражду, выросли в период дефицита правового сознания... Эти люди не чувствуют подлинно христианского призыва к утверждению свободы совести. Тем не менее у нас нет ни морального, ни юридического права культивировать вражду и устраивать обличительные кампании..."16 Для прот. Федорова абсолютно неприемлемо направление религиоведения (сектоведение), которое "окрепло на православной почве. Его суть сводится к требованию оградить традиционные религии (довольно часто имеется в виду только Православие) от каких-либо конкурентов, которые расцениваются не просто как еретики, но как активные враги и разрушители общества. Любая группа может быть квалифицирована как нечто, чреватое сатанизмом, ритуальными убийствами и пр. Такое направление нельзя назвать миссионерским, хотя оно претендует на такое название"17. Той же позиции придерживается и уже упомянутый преподаватель Свято-Филаретовской ВПШ Борис Фаликов, когда-то написавший весьма многообещающую книгу о неоиндуизме18, но с тех пор, подобно охотнику из сказки Шварца, оставивший свое основное занятие и перешедший к борьбе за введение повсеместного и обязательного диалога всех со всеми. Этот же самый Фаликов совсем недавно прославился, сообщив, что основатель сайентологии Л. Рон Хаббард "несколько лет назад приезжал в Москву... и вполне официально встречался с читателями в книжных магазинах"19 . Если учесть, что Хаббард, умерший в 1986 г., а до этого несколько лет прятавшийся от всего мира на отдаленном ранчо в Калифорнии, ни разу в жизни не был не только в России, но и вообще в Восточной Европе, то сообщенные специалистом Фаликовым сведения приобретают особую пикантность. Рассмотрим программную статью Фаликова "Новые религии и перемены в России"20. Само собой, Фаликов отвергает термин "секты" и "культы", как эмоционально нагруженные и несущие в себе негативный заряд, и предлагает начать разговор о них с "презумпции невиновности", используя термин "новые религии". Само это утверждение весьма характерно и выдает вполне очевидную предвзятость автора. Вообще-то имитировать "презумпцию невиновности" по отношению к организациям с, мягко говоря, уже весьма подмоченной социальной и богословской репутацией, скорее характерно для адвоката, чья задача - добиться оправдания опасного рецидивиста. Вспомним и о том, что многие секты в целом ряде стран долго и безуспешно пытаются доказать, что являются "религиями": это позволило бы им получить определенный статус, дающий многие привилегии. Таким образом, человек, сходу предлагающий называть секты "религиями", на самом деле под видом объективности навязывает читателю изначально осуждавшуюся им эмоциональную нагрузку, только с обратным знаком. Как Фаликов далее развивает свою адвокатскую позицию? По его мнению, "новые религии" вызывают неприятие в российском обществе, так как для консерваторов они слишком либеральны ("отказ от религиозной традиции и свободный выбор новых религиозных форм"21), а для либералов - слишком консервативны ("...апелляция к идеальному прошлому, которое надо сохранить или возродить, выдвижение упрощенной мифологической схемы в ответ на усложнение современной жизни и добровольное подчинение себя харизматическому лидеру"22). Однако самим бедным "новым религиям" нелегко дается эта их внутренняя противоречивость, и постепенно они перемещаются к тому или иному полюсу - либеральному (те религии, которые "надеются на эволюционное преображение мира") или консервативному ("ожидающие его катастрофического конца"). Далее Фаликов вопреки всем фактам утверждает, что "из-за рубежа к нам в основном попадают "эволюционисты", а вот "апокалиптиков" мы производим сами"23. Хороши "эволюционисты" "Свидетели Иеговы", чающие скорого кровавого конца мира, "Брахма Кумарис", ждущие неминуемой глобальной катастрофы, крайне апокалиптические "Церковь универсальная и торжествующая" ("Фиолетовое пламя"), секта "Семья", различные неохаризматические группы и пр.! Но, как водится в подобных случаях, коль скоро теория противоречит фактам, то - тем хуже для фактов! Даже зарубежные "новые религии", утверждает Фаликов, уже стали нашими, отечественными: "Сегодня практически все лидеры зарубежных новых религий у нас в стране российского происхождения"24. При этом, естественно, умалчивается, что новоназначенные российские руководители - не более чем зиц-председатели, а иностранцы по-прежнему управляют всем, не засвечиваясь в официальных органах. К примеру, Фаликову ли не знать, что в одной из немногих сект, которые он действительно изучал - "Обществе сознания Кришны", - до сих пор нет ни одного русского гуру - и это после почти тридцати лет существования организации на российской земле! Но зачем ему эти незначительные подробности! Главное - донести до читателя, что теперь все эти безвредные организации уже вполне наши и "руссификация происходит <в них> и на более глубоком идейном уровне"25. Таким образом, бояться "новых религий" не стоит: "...в России - это маргинальный участок культуры (выделения наши, - А. Д.), какие бы огромные цифры не называли борцы с "сектами""26 . Более того, подытоживает Фаликов, те немногие россияне, которые все же выбирают свою культурную самоидентификацию в форме нетрадиционной религиозности, предпочитают "эволюционистские", "либеральные" религии, предлагающие "способы участия в этих <происходящих в стране> переменах (какими бы диковинными эти способы не казались стороннему наблюдателю), а не бегству от них в чаяние конца света"27. А как же воспетый "пророком-философом" Бердяевым знаменитый "апокалиптизм русского сознания"? Ответ на этот самосформулированный вопрос дается Фаликовым в заключительных аккордах его адвокатской речи: "Правда, не исключено, что роль пророков грядущего апокалипсиса пытаются взять на себя православные фундаменталисты, и в этом случае говорить можно об иной перемене: боязнь секулярного мира и ожидание конца света выльются тогда в другую форму"28. Так вот где собака зарыта! Вот в чем дело! Вот они где настоящие деструктивные злодеи, на которых не распространяется презумпция невиновности! И вот к какой цели вел нас "беспристрастный и объективный" исследователь, рассматривающий окружающий мир через призму "методологического агностицизма" со своей "без-ценностной" позиции. А что же говорят о предмете те самые лица, которых преподаватель Свято-Филаретовской ВПШ считает "православными фундаменталистами"? К сожалению, и они далеки от единомыслия. Впрочем, ситуация далеко не однозначна: есть несколько человек, активно занимающихся исследованиями в области тоталитарного сектантства, публикующихся, выступающих, распространяющих информацию о сектах, и таким образом ставящих заслоны на пути их распространения. Есть и другая группа, чьи сектоведческие работы почти неизвестны. Но зато они активно (по большей части в виде служебных записок и сообщений на закрытых совещаниях) критикуют своих коллег, обвиняя их в отступлении от святоотеческого Предания, искажении учения Церкви и других смертных грехах. На роль идейного руководителя этой группы претендует Роман Конь - бывший сотрудник ОВЦС, а ныне преподаватель МДАиС. Насколько мне известно, он пока не опубликовал ни одного материала по проблемам сектоведения, но зато очень хорошо знает, каким православное сектоведение должно быть. Рассмотрим соображения, высказанные им в докладе, прочитанном 16 ноября 1999 г. на прошедшем под Москвой съезде епархиальных миссионеров29. Хотя в основном тексте доклада имя вашего покорного слуги ни разу не упоминается, весь он построен на критике нашей позиции (впрочем, чрезвычайно искаженно представленной) и наших работ. Справедливости ради нужно сказать, что о подразумеваемом Дворкине докладчик говорит исключительно во множественном числе, как об "антикультистах" или целом "антикультистском движении", из-за деятельности которых "Сектоведение и наше богословие второй раз оказались под угрозой западного влияния" (с. 11). Но в ссылках все это неизвестно откуда взявшееся и неизвестно где существующее антикультистское движение и все его антикультисты представлены только одной фамилией - Дворкин. Нам не представляется плодотворным отвечать на все, увы, весьма вздорные обвинения г-на Коня, так как большая часть его нападок имеет скорее личный характер и направлена мимо адреса. Например, упрек преподавателя сектоведения в неправильности описанного нами признака "гуруизма" как одного из главных критериев тоталитарной секты противоречит его собственным выводам. Р. Конь объявляет ошибочным наше мнение, что "никакой связи с богом... помимо лидера в секте нет и быть не может", однако через две строчки (с. 3) сам пишет ровно то же самое: "...в сознании верующих их <лидеров> почитание приближается к почитанию Бога. Так кришнаиты учат, что гуру, следует оказывать такое же почтение как и Богу, более того, кришнаиты рассматривают учителя "как практически равного Богу"". Спрашивается, в чем же мы ошиблись? Или г-н Конь на собственном примере хочет показать справедливость изречения Косьмы Пруткова: "Если на клетке тигра написано "буйвол", не верь глазам своим"? Степень его корректности можно проиллюстрировать хотя бы тем, как он цитирует наши работы. Несмотря на то, что он приводит вырванные из контекста цитаты из нескольких написанных нами трудов, в ссылках почему-то он предпочитает ссылаться в основном на брошюру "10 вопросов навязчивому незнакомцу...", причем приводя несуществующие номера страниц. Что же предлагает г-н Конь? Поразительно, но его система во многих пунктах выказывает явную зависимость от г-жи Баркер и ее последователей. По аналогии с "методологическим агностицизмом" г-жи Баркер мы предлагаем назвать методологический инструмент Р. Коня "гносеологическим агностицизмом". Мы вполне отдаем себе отчет в том, что этот термин весьма смахивает на оксюморон, но, как нам кажется, он достаточно четко отражает весьма противоречивую методологию г-на Коня. Конь не устает подчеркивать, что современное сектантство не является чем-то новым и что все эти учения были подробно рассмотрены в святоотеческую эпоху и освещены отцами Церкви. Ничего нового в учениях новых сект не содержится. Более того, преподаватель сектоведения умудрился изложить учение по меньшей мере нескольких сотен совершенно разных новых сект в полутора абзацах своего доклада (20 строчек!), после чего триумфально заявил: "Таким образом, ничего нового сектанты не предлагают, все новые учения повторяют давно известные и осужденные Церковью идеи и стремятся к тому чего добивались все еретики" (с. 2). Чем не "гносеологический агностицизм"? Очевидно Р. М. Коню невдомек, что вероучения различных сект не могут быть помещены в рамки схемы, заданной православным катехизисом для изложения православного же (или по меньшей мере инославного христианского) вероучения. У той же сайентологии или трансцендентальной медитации нет ни учения о Боге, ни о создании мира и человека, ни о грехопадении, ни об искуплении и т. д. У кришнаитов, Виссариона, "Белого Братства", П. Иванова и т. п. есть только часть этих элементов. Что же касается ряда "псевдобиблейских" сект, то все эти догматические положения у них либо практически не разработаны, либо они более или менее совпадают с самыми примитивными "общепротестантскими" представлениями. Поэтому в рассказе о них имеет смысл в первую очередь говорить о тех их чертах и особенностях, которыми они отличаются от "обычных" евангеликов и которые вообще выводят их за рамки христианства. Если отнестись к вышеприведенному утверждению преподавателя сектоведения серьезно, то возникает резонный вопрос: зачем вообще нужен читаемый им предмет? Зачем тратить на него драгоценные учебные часы, когда студенты и так могут узнать все необходимое по этой теме на курсах догматического и сравнительного богословия, изучая историю Церкви и патрологию? На самом же деле, курс сектоведения очень нужен в наших духовных учебных заведениях. Новое в современных тоталитарных сектах - именно то, что отказывается замечать г-н Конь, - это структура и организация тоталитарных сект, их методы пропаганды и вербовки, а также способы контролирования ими сознания своих адептов. Новым является невиданный ранее синкретизм и эклектизм их доктрин, сочетающих самые разнородные и несоединимые элементы, что вызвано глобализацией распространения религиозных идей и их опошлением и профанацией в современной высокотехнологичной постмодернистской цивилизации. Новым является приспособленность тоталитарных сект к массовой культуре и агрессивное их распространение через профессионально отточенные методы маркетинга и рекламы, мастерское использование ими слабостей демократических систем современных государств. И наконец, новым является тоталитаризм современных сект, их сращенность с международным бизнесом, СМИ, а зачастую и со спецслужбами некоторых государств. Всем этим аспектам необходимо уделять особое внимание в современных курсах сектоведения. Но по этому поводу, к сожалению, мы почти ничего не можем найти у святых отцов, так как с этими проблемами им не приходилось сталкиваться. Да, значительная часть элементов, из которых составлены эклектические учения различных сект, была известна святым отцам, но комбинации этих элементов и системы, выстроенные из них, как правило, до сих пор в истории не встречались. Так из тех же самых кирпичей можно выстроить совершенно разные сооружения. Мы допускаем, что многие из тех характерных черт тоталитарных сект, которые мы выделяем для описания этого феномена, могли до этого встречаться в тех или иных организациях. Именно этим оперирует Конь, утверждая свой тезис. Но наличие всех этих элементов в единой организации, ранее в истории не существовавшее, и производит ту химическую реакцию, в результате которой появляется новое образование - тоталитарная секта. Даже в дискуссиях со "Свидетелями Иеговы" (наиболее "традиционной" в вероучительном аспекте сектой) многие действующие православные миссионеры считают нецелесообразным использовать разработанные Великими Каппадокийцами или святителем Афанасием Великим методы полемики против ариан, хотя бы потому, что ариане IV в. все же были христианами (хотя и значительно искажавшими христианское учение) и принимались в Церковь как уже крещенные, в то время как "Свидетели" христианами считаться не могут и принимаются в Церковь только через таинство Крещения. Да и вообще сравнивать примитивные "богословские" построения полуграмотного галантерейщика Рассела - основателя "Свидетелей Иеговы" - со сложной религиозно-философской системой Ария значило бы незаслуженно сильно повышать статус современных сектантов. Более того, наш личный опыт показывает, что бесполезно приводить святоотеческие аргументы в полемике с иеговистами, так как святоотеческие писания не только не являются для них авторитетом, но и не воспринимаются ими как христианские. Смехотворным представляется заявление Коня, сделанное им устно после доклада, что не имеющее никакого отношения к христианству псевдоиндуистское "Общество сознания Кришны" на основании того, что учит о переселении душ, подпадает под анафемы Пятого Вселенского Собора против тех, кто придерживается учения Оригена о предсуществовании душ. Не менее странно заявление, что "секты пытаются копировать гностические системы" (с. 5). Все секты пытаются? Думаю, большая часть их ничего и не слыхала о гностиках. Ссылка Коня на пример сайентологов, которые, дескать, "отмечают влияние идей гнозиса на их доктрины" (с. 5), не может считаться доказывающей что-либо, кроме того, что основатель секты Хаббард решил придать своему учению элемент респектабельности, сославшись на гностиков, о которых он, по-видимому, читал в каком-то популярном изложении. Кстати говоря, он ссылался и на буддизм, якобы легший в основу его доктрин. Однако ни один серьезный буддист не признает в сайентологе своего. С гностиками проще - Валентин с Василидом не встанут из могил, чтобы отречься от притязаний Хаббарда, поддержанных легковерным Конем. Стоит отметить, что во многих современных сектах - и весьма деструктивных - вообще почти полностью отсутствует вероучительная система. Главное в них - это сама организация и наличие контроля над адептами. Есть тоталитарные секты (например, коммерческие и политические культы), в которых никакого религиозного учения вообще нет. Сочинениями каких отцов посоветует воспользоваться г-н Конь для помощи жертвам "Гербалайфа" или РНЕ? Интересно, что в постоянно возникающих упреках в игнорировании нами святоотеческого наследия и г-н Конь использует один-единственный пример: "Один из показательных примеров - использование сектой "Семья" или "Дети Бога" религиозной проституции для завлечения новых членов в секту и ведение ими безнравственного образа жизни. По свидетельству св. Епифания Кипрского жившего в IV веке (315-403), этот способ был в ходу в гностических сектах, пытавшихся завлечь его самого в секту, используя как приманку красоту и сладострастие женщин" (с. 4). Что же, можно еще рассказать Р. Коню, что такими же методами задолго до IV в. пользовались и многие офитские культы, а также различные языческие оргиастические религии. Кроме того, не столь уж эти методы и "крайне экзотические для России", как их аттестует преподаватель сектоведения: в начале века к ним вполне охотно прибегали различные хлыстовские группы. Но вопрос в том, насколько уместно приводить всю эту информацию в рассказе о "Семье". В высшей степени сомнительно, что Дэвид Берг пришел к идее вербовочной проституции, изучая труды святителя Епифания Кипрского или, скажем, орфическую религиозную философию. Скорее всего, он в первую очередь руководствовался собственным развращенным воображением и влечениями своего похотливого ума. Татьяна Кузнецова, недавно опубликовавшая монографию о секте Муна30 (в которой мы можем наблюдать восхитительное сочетание "методологического агностицизма" Баркер и "гносеологического агностицизма" Коня31), ссылается на тот же пример секты "Семья", а также совершенно необоснованно приводит цитату (в 5 слов) из св. Епифания, посредством которой сравнивает Муна с христианским еретиком Аэцием (что, заметим, весьма повышает статус Муна) лишь на основании того, что и тот, и другой пытались выразить свои понятия о Боге посредством чертежей геометрических фигур32. Лишь много ниже Кузнецова поясняет свою позицию, из которой становится понятно, зачем автору потребовалось "притянуть за уши" хотя бы одну святоотеческую цитату: "И надо отметить, что ересь (!? - А. Д.) мунизма не имеет в себе совершенно никаких новых открытий, все, чему учат мунисты, уже появлялось в том или ином виде и было уже осуждено христианской Церковью"33. Здесь можно ставить знаки вопроса почти после каждого слова. На каком основании автор причисляет внехристианское учение Муна к ереси? Когда и где в истории Церкви появлялось синкретическое учение, подобное мунитскому? Какие отцы Церкви осуждали его? Ответов, помимо уже приведенной цитаты из св. Епифания и еще более общего высказывания св. Игнатия Богоносца, Т. Кузнецова не находит. При изучении сект православным человеком, подчеркивает Конь, необходимо подобно блаженному Феодориту Киррскому или святому Ипполиту Римскому избегать того, "что отзывается фабулой (сейчас бы сказали публицистикой - прим. авт. [Р. Коня]) или непристойностью" и основывать "свои сведения о различных сектах большей частью... не на слухах, не на свидетельствах лиц обратившихся от ереси к церкви, а главным образом на сочинениях самих еретиков" (с. 7), в то время как "антикультисты", пишет Конь, "практически оста<вляют> без внимания вероучение сект, то есть то, что делает их сектами", и патетически завершает свою диатрибу: "Тоталитарная доктрина не ставит перед собой цели показать, где истина, а где заблуждение" (с. 9). Тут следует обратить внимание на несколько аспектов. Во-первых, все зависит от того, для кого, с какой целью и о ком пишется данное сочинение. Если православный полемист пишет его о баптистах, римо-католиках или монофизитах, то действительно, ему следует обратить внимание прежде всего на вероучительные различия. Сочинение, написанное для православных, должно отличаться от текста, адресованного людям воцерковляющимся, и от, скажем, доклада, произнесенного для чиновников или юристов. Православное сектоведение - дисциплина прикладная и адресная. Мы не изучаем секты для гимнастики ума или ознакомления с тем, насколько извращенным может быть человеческий разум или насколько далеко может зайти коварство сатаны. Мы делаем это прежде всего для того, чтобы можно было предостеречь людей от попадания в расставленные сектами ловушки, и для того, чтобы зная их, мы могли помочь их жертвам осознать свое гибельное заблуждение. В подтверждение своего тезиса, что "антикультисты" не интересуются истиной, а лишь выступают, опираясь на "языческую" (читай "масонскую") "Всеобщую декларацию прав человека", бывший сотрудник ОВЦС совершенно некорректно основывается на цитате из брошюры "Десять вопросов навязчивому незнакомцу...", написанной по другому поводу и адресованной другому читателю - светскому, нецерковному человеку, государственному чиновнику и производственному управленцу. Для них было важно подчеркнуть, что речь не идет о межрелигиозных спорах, но что тоталитарные секты опасны и деструктивны с социальной точки зрения. Иное дело курс "Введение в сектоведение", который читается в Православном Богословском институте. В тексте этой книги прямо говорится, что деструктивность всякой тоталитарной секты определяется прежде всего ее учением: "Для нас, православных, это... очевидно..." (с. 56). Таким образом мы не только не "уходим от анализа религиозных мотивов совершаемых сектантами поступков", но и прямо призываем читателей к нему. Но при этом нам кажется чрезвычайно важным для изучающих сектоведение студентов знание практических антисоциальных и античеловеческих действий сект и их членов. "По плодам их узнаете их", - сказал Спаситель (Мф. 7:16). Соответственно этому, в наших сочинениях уделяется внимание практическому приложению богохульных теорий сектантов. Этот подход повсеместно встречается у святых отцов, всегда обращавших внимание своих читателей на гнусности и мерзости, царившие в современных им сектах. Например, о безнравственном поведении и непотребстве мессалиан писали и упоминаемый Конем свт. Епифаний, и преп. Максим Исповедник, и Тимофей, пресвитер Константинопольский. Блаженный Феодорит, ссылку на которого приводит г-н Конь, с ужасом описывал отвратительные церемонии и практики борборитов, о которых с несколько меньшими подробностями упоминал свт. Епифаний, а свт. Фотий с возмущением писал о богохульных и отталкивающих подробностях жизни павликиан. Можно долго перечислять отцов, приводивших неприглядные подробности жизни богомилов и преступлений, совершавшихся ими, но, думаю, и данных примеров вполне достаточно. Мы глубоко почитаем священномученика Иринея, епископа Лионского (возглавляемый нами Центр назван его именем), и считаем основополагающими его слова о необходимости знания учения сектантов теми, кто желает их обратить. Именно поэтому мы стремимся всегда предоставить слушателям или читателям подробный рассказ о вероучении и религиозной практике каждой из сект, которые мы изучаем (а помимо этого мы считаем важным всегда предоставлять сведения по биографии основателя/основателей секты, ее истории и распространении в России). Удивительно, как несомненно читавший наши сочинения г-н Конь исхитрился этого не заметить. Непонятен нам и упрек, что мы не предоставляем читателю достаточно информации, чтобы показать ложность того или иного течения с православной точки зрения. Не знаем, какого читателя имеет в виду г-н Конь, и какая еще информация ему требуется. Однако у студентов православного богословского учебного заведения, да и просто у любого мало-мальски образованного православного читателя наших сочинений таких вопросов не возникало. Мысль, высказанная г-ном Конем чуть выше, вполне в русле его метода "гносеологического агностицизма", показывает как противоречивость его построений, так и непонимание им святых отцов: "Блаженный Феодорит первоисточник ереси и причину ее дальнейшего распространения видел в дьяволе, который "избравши людей, достойных его энергии, надев на них - в виде личины - наименование христиан и как бы медом помазавши края чаши, (через них) он преподнес людям гибельное лекарство лжи" <...> Антикультисты же причиной возникновения секты считают ее лидера, стремление к власти, обогащению и тому подобное, а ее распространение объясняют психотехнологиями и другими методами (в этом-то и заключается коварство сатаны - в стремлении скрыть подлинный источник ереси). Это лишний раз говорит о не богословском подходе к проблеме сектоведения. Новая терминология и противосектантская методология не касаются существа учения секты, являющегося ее сердцевиной, и избегают его религиозной оценки в позиций Предания Церкви" (с. 7). И вновь г-н Конь обращается не по адресу. Во-первых, мы неоднократно указывали на то, что главным источником сектантства является сатана. Например, во "Введении в сектоведение" написано: "И конечно, следует помнить, что обе группы восходят к сатане и, следовательно, любая секта, вне зависимости от того, практикует она открытый сатанизм или нет, по существу является сатанинской - не в том смысле, что ее члены открыто поклоняются злу (хотя часто бывает и такое), а в том, что от врага рода человеческого, который ненавидел Церковь и до начала времен, исходят всякая гордыня, лукавство, ложь и разделение"34. А во-вторых, весьма неразумно отрицать, что помимо чрезвычайно редких исключений - самых особых случаев - враг рода человеческого работает через людей, конструируя для них лжевидения, соблазняя их богатством, властью и пр. Именно в этом и состоит мысль преподобного Феодорита, ясно говорящего, что диавол избирает особых людей и ЧЕРЕЗ НИХ преподносит ложь людям. Заявить, что все секты от диавола, а все остальное не играет роли - это позиция ленивца, не желающего ничего учить и ни во что вникать. Представим себе того же блаж. Феодорита, или сщмч. Иринея, еп. Лионского, заявивших, что все ереси происходят от диавола и гибельны для души, и на этом завершивших свои изложения. Но ведь именно от отцов мы знаем не только вероучение еретиков в мельчайших подробностях, но и биографии ересиархов, неприглядные подробности их жизней и не слишком благовидные причины, приведшие их к созданию своих лжеучений. Поэтому, обвиняя нас в том, что мы якобы избегаем религиозной оценки сектанства с позиций Предания Церкви, г-н Конь не более чем маскирует свой собственный "гносеологический агностицизм". Относительно же использования сектами психотехнологий мы, например, в повествовании о сайентологии отмечали: Вряд ли преподаватель сектоведения мог этого не заметить. Дело тут в другом: также, как и проф. Баркер и все сектозащитное лобби, он отрицает наличие такого явления, как контролирование сознания, уверяя, что, говоря о нем, мы уводим "от анализа религиозных мотивов совершаемых сектантами поступков" (с. 6). Оставляя без внимания, как абсолютно голословную и ни на чем не основанную, последнюю часть этого заявления, отметим, что методы контролирования сознания адептов являются одним из отличительных признаков современных тоталитарных сект и еще одним критерием их новизны. Эти методы описаны во множестве научных трудов, и отрицать и игнорировать их при изучении сектантских организаций представляется весьма малоплодотворным. Понятно, почему столь необходимо отрицать наличие контролирования сознания сектам и их защитникам. Но что это дает г-ну Коню? Или признание существования этого феномена ставит под вопрос его теорию о том, что современные секты не несут в себе ничего нового? Похоже, г-на Коня вообще мало заботит соотношение его теорий с реальностью... Впрочем, в одном месте своего доклада г-н Конь все-таки делает весьма значительную проговорку: "Теория "промывки мозгов" (заметим, что мы всегда говорили только о "контролировании сознания" в сектах. - А. Д.) вызывает беспокойство не только у православных, но и у определенной части американских протестантов... По их мнению, оно (по всей видимости - "она" - т. е. "теория промывки мозгов". - А. Д.) несет в себе большую угрозу их миссии, поскольку обращение в евангелическую веру представляет собою классический пример "промывки мозгов""( с. 7-8). Так вот в чем дело! Оказывается, г-н Конь представляет интересы евангеликов! Спрашивается, кто же ставит наше сектоведение под "угрозу западного влияния"? Так же как и для находящихся на противоположном конце спектра либералов, для преподавателя сектоведения неприемлемы термины "тоталитарная секта", "деструктивный культ", да и вообще сам термин "секта" он недолюбливает, считая его заимствованием из западной схоластической традиции. Конь полагает, что для изучения сектантства православный богослов вполне может обойтись святоотеческим термином "ересь". Интересно, правда, что г-н Конь столь яростно выступает против "иноземного, заимствованного слова секта", но с удовольствием пользуется красивым и звучным исконно русским словом "антикультист". Да, действительно, слово "секта" появилось в русском языке позже, чем "ересь". Для сведения г-на Коня могу еще добавить, что в новогреческом языке слово "???????" означает и ересь и секту. Но это ровно ничего не доказывает, хотя бы потому, что для нас объявлять эти слова синонимами - значило бы грубо нарушать правила современного русского словоупотребления: в современном русском языке слово "ересь" означает прежде всего учение, а "секта" - организацию. Но есть и другие принципиальные различия: слово "еретик" ("???????" - "ересь", т. е. "выбор") означает человека, делающего произвольный выбор под руководством собственных идей и желаний. Но все же термин этот - христианский: для того, чтобы стать еретиком, человек изначально должен был пребывать в истине. То же самое относится и к еретическому учению: скажем, если преп. Иоанн Дамаскин мог назвать ересью ислам, так как (небезосновательно) считал, что он произошел от искаженного христианского учения, то зародившийся безотносительно к христианству буддизм ересью мы назвать никак не можем. И, соответственно, было бы терминологически ошибочно называть еретическими современные тоталитарные секты, либо возникшие вне христианства, и лишь использующие (некоторые из них) искаженную христианскую терминологию, либо чрезвычайно отдалившиеся от исторического христианства (являясь отделившейся группой в 6-7 степени приближения). Называть их еретическими значило бы незаслуженно повышать их статус. Однако подобная подмена для г-на Коня, похоже, весьма принципиальна. Но особенно он выступает против термина "тоталитарная секта". "Тоталитарная теория появилась в России вследствие прямого заимствования с Запада, - стращает г-н Конь. - В результате Сектоведение и наше богословие второй раз оказалось под угрозой западного влияния" (с. 11). Более того, Конь считает, что "распространение этого учения (о тоталитарных сектах. - А. Д.) не способствует успеху православной миссии, потому что полемика... зачастую ведется не в сотериологическом контексте" (с. 11). Что же, казалось бы нет ничего более далекого от сотериологии, чем правила дорожного движения, однако, игнорируя их, мы можем познакомиться с "сотериологическим контекстом" гораздо раньше, чем нам, возможно, хотелось бы. Уголовный кодекс тоже напрямую не связан с сотериологией, однако мы стараемся его соблюдать и, по слову апостола, не возражаем против наказания его нарушителей: "...начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое" (Рим. 12:4). Удивительно, почему такие "несотериологические" слова попали в Священное Писание. Казалось бы, напрямую не связаны с сотериологией и социальные программы, в которых участвует Церковь, ну, например, программы по реабилитации наркоманов. И брошюры о вреде употребления наркотиков или о гибельности абортов вряд ли можно считать учебным пособием по сотериологическому учению Церкви. Так значит, нам следует отказаться от них, как от "не способствующих успеху православной миссии"? Какой-нибудь пурист типа г-на Коня вполне может заявить, что и эта "полемика... ведется не в сотериологическом контексте". Следует ли нам отказаться от терминов "наркомания", "проституция", "деторастление", "порнография" и пр., означающих болезни современного общества, о страшной опасности которых Церковь неустанно предупреждает окружающих, причем стараясь говорить на понятном людям, адресном языке? Точно также и, впервые употребив термин "тоталитарная секта", мы вовсе не претендовали на некое богословское открытие: мы просто стремились предупредить наших сограждан о страшной опасности этого нового явления. И в этом смысле наша деятельность безусловно входит в сотериологическую миссию Церкви. Но при этом следует отметить, что термин "тоталитарная секта", на который столь яростно ополчаются г-н Конь и его единомышленники, давно уже был воспринят Церковной Полнотой и, в частности, прозвучал в определениях Архиерейских Соборов 1994 г.36 и 1997 г.37 В частности, в последнем говорится: "Признавая и уважая право каждого человека на свободу совести и вероисповедания, Собор отмечает, что именно этой свободы лишают своих последователей лидеры тоталитарных сект, весьма болезненно реагирующие на любую критическую информацию в свой адрес". Таким образом, употребив этот термин, Архиерейский Собор включил его в апологетический богословский инструментарий. Как мы уже отмечали выше, преподаватель сектоведения считает порочной практикой разделение находящихся вне Православной Церкви сообществ на традиционные и нетрадиционные конфессии, различные религии, инославные деноминации, секты и, наконец, тоталитарные секты, и заявляет о необходимости избавиться "от неплодотворных дискуссий о принадлежности религиозных групп к мировым религиям или культурам, деления сект на тоталитарные и "не вредные", псевдохристианские, восточные, псевдонаучные, оккультные и т. п." (с. 12). Вновь перед нами очевидный пример "гносеологического агностицизма". Оказывается, нет никакой разницы между римо-католиком и буддистом, между баптистом и сайентологом, между лютеранином и сатанистом. Все это "неплодотворные дискуссии". Можно отменять все курсы сравнительного богословия, критического богословия и апологетики. Боюсь, что предложения г-на Коня весьма далеки от святоотеческого подхода, к которому он призывает. Классифицировать различные секты и заблуждения на группы начал еще сщмч. Ириней Лионский. И уж тем более ошибочно, если не сказать греховно, отрицать различие между инославными конфессиями и тоталитарными сектами. Разница между ними большая, более того - принципиальная. Как бы глубоко ни заблуждались, скажем, протестанты, они по происхождению христиане. Конечно, они суть ветви, отпавшие от единого древа Вселенской Православной Церкви, но даже отпавшие ветви сохраняют подобие древа. И доколе сохраняется подобие, сохраняется и возможность вновь приживиться к этому древу. Свидетельство тому - частые переходы в Православие западных христианских общин, как протестантских, так и католических. И все они воспринимают этот переход как возвращение домой, к собственным корням, к истокам. Невозможно себе представить что-либо подобное, происшедшее, скажем, с мунитской или кришнаитской общиной. Сами же тоталитарные секты были бы весьма довольны позицией г-на Коня, ибо они по всему миру активно добиваются признания их наравне с традиционными конфессиями, что, конечно, весьма усилило бы их позиции. Итак, теперь мы знаем, что неприемлемо для г-на Коня. Что же он предлагает? Главное предложение содержится в последнем, двухстрочечном абзаце доклада: "...использование святоотеческой терминологии (читай: повсеместная замена слова "секта" словом "ересь". - А. Д.) позволит классифицировать заблуждения в соответствии с Чинами приема в Церковь" (с. 12). И это все? Очевидно, да. Гора родила мышь. Но и это построение г-на Коня может лишь ввести несведущего человека в заблуждение. Именно в соответствии с чинами приема в Церковь никакой классификации тоталитарных сект не получится - члены любой из них могут приниматься в Церковь только через крещение. Причем отметим, что освященный древностью критерий признания крещения, если оно совершалось погружением и с произнесением Тройческой формулы, тут абсолютно неприменим, ибо целый ряд псевдохристианских тоталитарных сект крестит своих адептов погружением "во имя Отца и Сына и Святого Духа", однако имея в виду совсем другого отца, другого сына и другого духа - которых Церковь не знает и не признает. Для того и существует сектоведение, чтобы предотвратить вызванные незнанием ошибки. Современное сектоведение - дисциплина прикладная и практическая. Оно существует на стыке таких богословских дисциплин, как обличительное богословие, сравнительное богословие и история Церкви, с такими светскими дисциплинами, как социология религии и религиоведение, психология, психиатрия, текстуальная критика и многое другое, в том числе даже и криминалистика. Наверное, сектоведению никогда не суждено стать устоявшейся академической дисциплиной: слишком быстротечен и переменчив предмет его исследования. И поэтому оно постоянно будет находиться в процессе становления: секты изменяются чрезвычайно быстро. Одни исчезают, появляются другие, причем за несколько лет они могут мимикрировать и измениться до неузнаваемости, а сектоведение всегда будет поспевать за ними, и, соответственно, всегда будет несколько устаревшим. Но нельзя не признать, что те стандартные курсы сектоведения, которые еще несколько лет назад преподавались в наших духовных учебных заведениях, безнадежно устарели, ибо одни секты, которые изучались в них (скажем, богомилы, анабаптисты и хлысты), уже давно стали достоянием истории, в то время как другие (например баптисты или меннониты) с тех пор прочно вошли в мэйнстрим. Для изучения этих групп вполне достаточно курсов истории Церкви, истории западных конфессий и сравнительного богословия. Не так давно среди семинаристов бытовала шутка, что если выпускник духовного заведения нашей Церкви встретит на улице павликианина, эвионита или кватродецимана - он сможет грамотно их обличить с богословской точки зрения. Но, к сожалению, на улице вместо древних еретиков встречаются кришнаиты, муниты и виссарионовцы, а наши пастыри ничего, кроме самых общих слов, зачастую сказать не могут... А тем временем все новые и новые россияне, поверив завлекательным обещаниям вербовщиков тоталитарных сект, теряют свое имущество, свое здоровье, свои семьи, свои жизни, и, наконец, свои души. Для того, чтобы мы могли бы хоть немного отвратить от них эту страшную опасность, мы должны изучать современные секты. Мы должны заниматься сектоведением именно из-за сотериологического аспекта, по слову апостола заимствуя лучшее из накопленного опыта противостояния сектам по всему миру: "Все испытывайте, хорошего держитесь" (1 Фес. 5:21). Да, святые отцы не оставили нам конкретных рецептов, как противостоять страшной опасности современных тоталитарных сект: они с ними не сталкивались. Говорить, что все уже было создано и написано во время святых отцов - значит отрицать жизнь Святого Духа в Церкви, вдохновляющего новые и новые поколения отвечать на вызовы, которые бросает ей "лежащий во зле мир" (ср. 1 Ин. 5:19). Естественно, возникает и другой вопрос: когда в нашей Церкви закончилось "время святых отцов"? После эпохи Вселенских Соборов? После свт. Фотия? После паламитских споров? После падения Византии? А как же св. Иосиф Волоцкий, находивший новые аргументы против ереси жидовствующих? Как же свтт. Димитрий Ростовский, Феофан Затворник, Игнатий Брянчанинов, каждый из которых обличал секты своего времени на понятном и доступном для их современников языке? Как же св. прав. Иоанн Кронштадтский, находивший новые аргументы и новые термины для обличения секты толстовцев? И, как бы дерзновенно это ни звучало, мы, слабые, грешные и немощные, должны стараться отвечать на этот вызов в духе наших учителей и молитвенников - святых отцов, уповая на милость Божию и на молитвы наших славных святых предшественников. И мы верим, что во "время благоугодно" Бог пошлет великих богомудрых мужей, которые и разработают всеобъемлющий богословский ответ на эту новую страшную опасность. И очевидно, что для православного исследователя никакой "агностицизм" - будь он "методологическим" или "гносеологическим" - неприемлем. Мы видим, что "методологический агностицизм" секулярных западных социологов религии и их отечественных либеральных последователей по многим параметрам совпадает с охранительной позицией "гносеологического агностицизма", предлагаемого г-ном Конем38. Оба агностицизма оперируют "теорией заговора", пугая мир мифическим "антикультовым движением", которое по определению не может быть правым. Конь и его единомышленники, также как и г-жа Баркер, отказываются от термина "тоталитарные секты" и "деструктивные культы", да и вообще от всяких терминологических различий, отрицают наличие методов контролирования сознания, не признают получения информации о сектах от их бывших членов, отказываются говорить о преступной деятельности сект и о лишении ими свободы своих адептов, а также и о неприглядных сторонах биографий их лидеров, да и вообще отвергают какую-либо новизну в изучаемом явлении и списывают все на происки диавола. В результате наши "охранители" фактически отдают изучение сект в руки самим сектам и нанятым ими защитникам. Таким образом они отказываются от попыток как-либо влиять на общественное мнение (ибо предлагаемые ими конструкции вряд ли кому-то вне их узкого круга покажутся профессиональными или убедительными), а, следовательно, и от возможности предотвратить появление новых жертв сектантства. Выстраиваемая ими "вторичная конструкция" так же далека от реальности, как и "вторичная конструкция" г-жи Баркер. Проблема в том, что оба пути ведут к ложной цели: они видят свою задачу в как можно более тщательном копировании иллюзорной "первичной конструкции", созданной сектой, то есть, по существу, ее глянцевого рекламного образа. Однако истина - не в каких-либо воображаемых конструкциях. Истина - в объективной реальности духовного бытия. Истина в том, что существует Троичный любящий и милосердный Бог - Творец и Промыслитель. Истина в том, что в действительности происходит с отпавшими от него и вступившими на путь, ведущий в никуда, людьми. И если мы не будем знать, как именно их обманули и чем именно подменили цель, к которой стремится каждая ищущая Бога человеческая душа, и если мы правдиво не расскажем, что после этого с ними происходит, мы никогда не сможем предостеречь от ложного пути новых потенциальных жертв тоталитарных сект и деструктивных культов. 1. Всего называющих себя православными специалистов, которые занимаются сектоведением в нашей стране, претендуя на академичность своего подхода, по самым либеральным подсчетам, не более пятнадцати человек. Из них трое заявляют об Айлин Баркер как о высшем авторитете в сектоведении и по меньшей мере еще одна в значительной степени восприняла ее методологию. |
 |
|
 |
|
 |
|
|
|
 |
|
 |
|
 |
 |
 |
|
